А ведь удивить меня чем-то парфюмерным на сегодняшний день уже очень и очень трудно. (Так я по крайней мере думала, ха.) И тем не менее – это есть безудержного восхищения псто, как писали когда-то в ныне богом и людьми забытой жежешечке.
Публично каюсь, бутиковую (или “эксклюзивную”) линейку Prada я раскусила не сразу. Первичная линейка Olfactories показалась мне симпатичной и внятной, но не более – впрочем, для этих многоштамповочных линеек это уже немало. Тут тянет вспомнить сугубо иксклюзивную линейку YSL. Когда я прошлой весной наконец-то подробно их распробовала в Лафайете – с девицей-консультантом, помпезно подававшей нам блоттеры – то чуть не прыснула от смеха, настолько уморительным было содержимое. В смысле, уморительно несоответствующим ни флаконам, ни названиям, ни подаче. Да, это настолько плохо.
Сорри, вернёмся к Olfactories. Так вот – из первой партии меня всерьёз и надолго зацепил только Nue au Soleil, богический флёрдоранж, подобного которому сейчас просто нет. Он не попадает ни в одно из двух популярных флёрдоранжевых направлений – и не древесно-одеколонно-зелёный, и не пудровый, умный и глубокий, и с явными (!!!) отголосками Чёрного Нарцисса (настоящего, не теперешнего). Тут бы мне и задуматься, но нет. Остальные Olfactories носить мне не захотелось, и вскорости я про них благополучно забыла – и, естественно, не обратила никакого внимания на запущенную в 2017 году вторую… ээ, партию, точнее, суб-линейку под названием Mirages. Помню, я тогда презрительно фыркнула – опять вдохновлено Востоком, да ну? Все побежали, и я гордо спрыгнул с обрыва – и синтетических удов у населения опять же недостаточно.
Я люблю дни солнцестояния. Они очищают голову и организм в целом, одним величественным движением сметают всё предыдущее и начинают очередной, новый цикл. Мне это сейчас крайне необходимо – я упорно пытаюсь распрощаться с прошлым, а оно всё никак не отступает. Вообще это важный момент, мне кажется – и индивидуальный выбор каждого, продолжать ли цепляться за прошлое или идти вперёд, в неизвестность. Там, в неизвестности, знаете ли, страшно. Странный период – старое уже ушло, а новое ещё и не думает начинаться. В самый раз для осеннего солнцестояния. Всех с настоящим началом осени, и бегущей строкой – о находках за неделю.
В последнее время много вижу, слышу и читаю о том, как всех достали парфюмерные пресс-релизы. И не только – дурацкие истории про каких-то там Людовиков, их любовниц, лошадей и собак на сайтах раздутых от собственной значимости брендов достали ничуть не меньше. Движение за пуризм – подайте нам композицию в чистом виде, мы будем её пить, простите, нюхать. А всё остальное уберите, даже названия не надо.
Эм… Да, но вообще-то нет.
Оно раздражает, я понимаю. Но ведь раздражать-то может только несоответствие заявленного и имеющегося на самом деле.) Какие, простигосподи, Людовики? Вы что-нибудь знаете о парфюмерии этого периода? Читали, видели, интересовались? Если да – то знаете, что от настоящих (да даже стилизованных) композиций, использовавшихся при дворе Их Величеств, современные (даже очень и очень продвинутые) потребители полягут как мухи, неосторожно налетевшие на дезинфекционный спрей. И что же мы находим в арсенале подобных ‘королевских’, ‘исторических’ и прочих всяко выдающихся брендов? Стандартный нишевый набор – деревяшки, горелые деревяшки, крепко сбитый мужской цитрус и чего-нибудь сладенького (в лучшем случае цветочного) для дам. То есть сочетание вот таких композиций с таким нарративом рассчитано, я дико извиняюсь, на совсем уж неприхотливую публику.
Но вот в чём фишка. Нарратив – он присутствует всегда, в любом случае, зафиксирован он каким-нибудь способом или нет – неважно, он просто есть, сам по себе. Парфюмерная композиция – это всегда концепция, ну то есть автор что-то хотел сказать. Тут справедливости (сорри, точности) ради надо отметить, что все вышеуказанные деятели с нарративом очень осторожничают. И правильно делают. Оно, конечно, нарратив в их случае, давайте называть вещи своими именами, лживый – но они тут ни при чём! Разве они вам обещали какие-то там оригинальные исторические композиции, да даже и просто оригинальные? Ни в коем случае. Вчитайтесь как-нибудь под настроение в эти кажущиеся потоки сознания. “Вдохновлено” таким-то периодом/монархом/аристократической охотой на лис/отхожим местом в Версале и ещё мало ли чем. Вдохновлено, понимаете? А за результат вдохновения никто перед вами отчитываться не обязан, это материя тонкая и исследованиям не подлежит. Ну вот такой результат вдохновения у изнасилованного нанятого парфюмера получился – базовый набор нишевика. А написать/наснимать и так далее можно всё что угодно, бумаге и экрану всё равно.
А чем в таком случае от всего этого отличается настоящий нарратив? По сути только одним пунктом – он есть на самом деле. В действительности автор – автор чего угодно – всегда о чём-то с нами говорит, и даже если он выдаёт более-менее стандартную нишевую композицию – это, не поверите, означает, что именно об этом и идёт разговор, и все гневные обсуждения в данном случае связаны, повторюсь, только с колоссальным несоответствием болтовни (словесной, визуальной, какой угодно) и того, что есть на самом деле. Хотите выдавать стандартные нишевые деревяшки – да на здоровье, что в этом плохого, они в гардеробе тоже нужны. Но история-то в таком случае будет, извинити, далеко не про Луизу де Лавальер или там Лоренцо Медичи. А про что – это уже другой вопрос. Хотите – рассказывайте про урбанизм, холод бетона и металла, преломлённое стёклами солнце и т.д. Есть, правда, бренды, которые без преувеличения гениально выступают в этом жанре, и с ними ещё придётся поконкурировать. Гораздо проще в очередной раз положиться на Бурбонов, они всё стерпят.
Настоящий, не выдуманный и не высосанный из пальца нарратив никого и ни при каких обстоятельствах раздражать не может. Конечно, бывает и так, что какой-то конкретный набор вам в принципе не по вкусу – и история, и результат, но это уже вопрос индивидуального предпочтения и к лживости отношения не имеет. Бывает даже и так, что никакой истории нет в принципе. Не знает человек, что он этим хотел сказать, да часто и ничего вообще не хотел. Я с таким неоднократно сталкивалась у натурпарфюмеров – не люблю такие композиции “ниочём”, когда автор просто намешал масел для приятного запаха. А приятный запах – это запах функциональный, но ни в коем случае не парфюмерная композиция, впрочем, в эти дебри сейчас лезть нет смысла. Просто такие случаи всегда проблемны – что можно сказать, когда сам автор не знает, о чём говорил?
Суть простая – результат и рассказанная об этом результате история должны совпадать. И вот ещё что. Сама по себе история – это далеко не реклама и не PR-текст. Да, из неё при желании можно сделать и то, и другое – а можно и кое-что значительно более интересное. Истории существуют сами по себе, они в буквальном смысле слова витают в воздухе, причём даже тогда, когда их никто не рассказывает. Признайтесь честно – вас сильно раздражает, что Жака Герлена на создание L’Heure Bleue вдохновили сумерки на набережных Сены? А ведь именно так и было дело – вдохновлялся.
Ну надо же – первые Weekend pieces за долгое время, да ещё и осенний уикенд. Впрочем, осенний он условно – лето продолжается вовсю, ведь все же знают, что оно кончается только 21го сентября? Странное ощущение – оглядываешься вокруг и понимаешь, что ты не в Риджент Парке, не попиваешь коктейль на крыше Ham Yard и не слоняешься бесцельно по Mayfair, разглядывая витрины и наслаждаясь лучами ещё вроде бы вполне летнего, но уже неуловимо сумрачного, словно бы подёрнутого тончайшей мутноватой плёнкой старинного солнца на георгианских фасадах. Да, но нет. Всё в этой жизни когда-нибудь кончается.
Наверно, осознание чего-то настолько масштабного всегда приходит постепенно. Ко мне, по крайней мере, оно до сих пор ещё не пришло – даже печатание этой фразы оказалось чем-то чужеродным, противоестественным. Как ни странно, это вовсе не потому, что Лондон мне как-то по-особенному близок и дорог. Сюда нагло просится мерзкое словечко “отнюдь”, но я лучше скажу, что с Лондоном у меня отношения крайне сложные и неоднозначные – и таковыми они, не сомневаюсь, останутся навсегда. По крайней мере, от этого переезда я отчасти испытываю облегчение. Лондон для меня сейчас слишком тяжёл, слишком эмоционально заряжен. The city becomes a minefield – there are certain streets, places, even times of day that are off limits. Мне несколько поднадоело разбрасываться вольными цитатами из Кэрри, но что, чёрт возьми, поделаешь, если она всё время права?
О да – многое, слишком многое для меня сейчас off limits. Угол Bruton Street и New Bond Street. Мой собственный neighbourhood – Baker Street, York Street, вся, но в особенности маленькие “карманы”, mews, в которых живут остатки бесконечных ишигуровских дней. Wyndham Place, теплота выношенных ступеней St Mary’s Church. Селфридж. Поворот с Oxford Street на Dean Street. Уютный и пошловатый полумрак Sketch и Chiltern Firehouse. Сверкающий в утреннем свете The Wolseley, великий лондонский бранч, после которого навсегда останешься в бесконечном воскресенье, неподвижном и буйном одновременно, где всегда есть место для ещё одной устрицы, ещё одного бокала. Soho Square, Portman Square, а также любой другой square, включая пошедший в народ Berkeley – в особенности летом, в особенности в странном, бездыханном сиянии кристальных вечеров раннего лета, когда в ветвях необозримых платанов искрится пойманный и сбережённый Вирджинией Вульф intense light. О, эти вечера до дня летнего солнцестояния – осколки весны, задержавшейся в акварельном небе, запутавшейся в ветвях, ещё не перешедшей в полновесное лето! – вечера, когда всё только начиналось, когда мир казался безграничным, июнь – бесконечным, а воздух Лондона был густ и тактилен от тысяч ароматов, невидимых нитей, мягко касающихся волос и кожи, к которым, казалось, вот-вот можно будет прикоснуться самыми кончиками пальцев.
Может, и не стоило бы увозить эти вечера с собой. Но увы, слаб человек – а потому они останутся со мной надолго. Они живут в маленькой прямоугольной бутылочке со странным названием Idle.
John Singer Sargent ‘Gathering Flowers at Twilight’
Пожалуй, о бренде Romilly Wilde и единственном его парфюме Idle не лондонцу узнать невозможно. Крохотная линейка уходовой косметики, состоящая из всего пяти продуктов – и безо всяких преувеличений гениальные духи. Я знаю по меньшей мере несколько очень английских, поэтических и всяко возвышенных парфюмов – но вот парфюмов именно лондонских мне больше не попадалось. В Idle удивительным образом передана атмосфера – воздух улиц, крохотных площадей и густозелёных скверов, специевые волны из бесконечных лавочек и ресторанов, запахи бесконечно, безудержно цветущих растений, ожившей от налетевшего ливня земли, коры сломанной ветки, покрытых мхом древних стен и, кажется, самого солнечного света, преломлённого окнами моей квартиры под воркование диких голубей.
Лучшие английские парфюмерные композиции – всегда зелёные и горькие. Idle в этом отношении не уникален, но фокус здесь всё же смещён в сторону жасмина. Интересно, что использованный здесь традиционный самбак малоузнаваем и в сочетании с зеленью и горечью мха и кардамона становится скорее похожим на северный жасмин. Idle, впрочем, полностью лишён традиционной жасминовой солнечной медовости, полновесного полуденного сияния, которым в той или иной степени наполнены все жасминовые композиции. Это парфюм не дня, а вечера – нет, вовсе не в истёртом значении “вечерний парфюм”. В Idle точнейшим образом передан момент, вернее, состояние, когда день переходит в вечер, а весна – в лето. The wistfulness of twilight, сумерки, зреющие в пока ещё неудержимо сияющем воздухе уходящего дня, на зарождение которых смотрит из окна Clarissa Dalloway. И кстати, более точное название трудно было придумать, несмотря на всю его парадоксальность. Слово idle – idleness – обладает скорее негативной коннотацией и обозначает по существу безделье. Но в данном случае именно сочетание названия и композиции одним безупречно точным движением захватывает хрупкую бабочку момента и состояния в осторожно согнутые пальцы. Idle – неподвижность на границе дня и ночи. Момент абсолютного спокойствия и счастья, слияния с густым изумрудным воздухом, полным запахов и звуков, мягкого свечения и приглушённого, радостного смеха.
Не влезать! Убить может и не убьёт, но покалечит точно.
Хочу вкратце отчитаться о проделанной работе, а то моё предыдущее упоминание этого… кхем, бренда могло прозвучать невольным поощрением и взволновать парфинтересующихся. Граждане, все волнения отставить. Поберегите время и деньги и нервы.
Признаться честно, я в шоке. Для меня это малоприятное состояние – в шоке я не была давно. Да и вообще не помню, была ли когда-нибудь – имею в виду, конечно, пробы разнообразных парфюмерных творений. А опыт у меня, хочу заметить, немаленький, заработанный в тяжёлых боях не только с разнообразной сохранности винтажами и разной степени вонючести арабскими аттарами, но и с творениями независимых авторов, часто практически в буквальном смысле варящих свои зелья дома на кухне. И вот клянусь вам чем хотите – в шоке я не была ни разу. Часто была разочарована, это да – что-то нравилось больше, что-то меньше, что-то не нравилось совсем, что-то и вовсе было набором приятно пахнущих масел для тела или каким-либо другим образом не соответствовало гордому заявлению “парфюмерия”… Но с таким ужасающим несоответствием заявленного и имеющегося я сталкиваюсь, по-моему, впервые.
Мне, говоря честно, не совсем приятно всё это писать. Человек старался, вкладывал деньги, силы, душу… Но тем не менее считаю своим долгом предостеречь всех заинтересовавшихся. Похоже, это вообще моя проблема по жизни, хехе – пора б уже усвоить, что если что-то выглядит… ну ок, плохо, то ожидать, что это просто роза такая скукоженная, и стоит притащить её домой, отогреть, полить, и она зацветёт дивным цветом… В общем, нет – не роза. Ведь навёл же меня на оочень большие сомнения дизайн сайта! Нельзя игнорировать свою интуицию.
Чего я простить никак не могу, так это порчи такого колоссального количества действительно прекрасных ингредиентов. Из четырёх попробованных мною… нет, сорри! язык не поворачивается сказать”парфюмов”. В общем, из четырёх попробованных только один – Oud Picante – можно вдыхать без содрогания. Но и только. Это ни в коей мере не только не парфюмы, но даже не тянет на хоть более-менее приемлемые функциональные запахи. Oud Picante по сути просто чистый ингредиент – уд – c попыткой его присыпать какими-то специями. Но вот остальные три – Inverno Russo, Flux de Fleur и Atlantic Ambergris – оой. Мне вот интересно: неужели самому автору безо всяких шуток, искренне нравится запах конечных результатов его трудов?? Если да – я умываю руки. Видите ли, вкус и чувство меры (не говоря уж о просто техническом умении составить композицию и знаниях о сочетаемости и взаимодействии тех или иных составляющих) – это всё далеко не абстрактные категории. Ничего из вышеперечисленного я не нашла ни в одной из смесей. Особенно обидно было за настоящий амбергрис, который тихо попискивал из-под бодро орущих, напрочь его забивающих и совершенно с ним не сочетающихся жасмина, иланга и ядовито-конфетной чампаки (да – смеси без преувеличения адские). Понакидать всего и побольше, чего там – веселее будет.
А количество восторженных отзывов – да и просто сам факт, что это в принципе обсуждают – говорит, к сожалению, не только о колоссальном падении общих эстетических вкусов, но и об абсолютном нежелании интересоваться и разбираться хоть в чём-нибудь. Зачем – ведь любое мнение априори важно и нужно, правда же? О да, разумеется. Результаты, увы, налицо.
Thomas Gainsborough ‘Mrs Mary Robinson (Perdita)’, The Wallace Collection
Анализировать английскую парфюмерную традицию – по большому счёту неблагодарное занятие. В голову (и в нос) упорно лезет жалостный сухостой вроде разнообразных Пенхалигонов и Флорисов, визуальный ряд немедленно забивается моррисовскими завитушками и суровыми физиономиями прерафаэлитовских дивчин, а в результате не остаётся практически ничего, что, простите за прямоту и безыскусность, для начала хотя бы хорошо пахло. Нет, конечно, на сегодняшний день уже есть много стопроцентно британских брендов (кто может забыть Рожу Дава!) – только вот подавляющее большинство их произведений, увы, говорят о чём угодно, кроме непосредственно Англии, её атмосферы, её эстетики и поэтики, её, если угодно, глубинных пластов коллективного бессознательного. К примеру, в каких-нибудь Флоренции или Риме такого богатства – на каждом углу, хоть ложкой ешь, а уж о Франции в данном контексте даже и заикаться неприлично. Оно, конечно, понятно, что глубокий прирождённый аскетизм английской культуры сам по себе не подразумевает никакого особенного самовыражения, а уж беседы о таких сложных материях, да ещё посредством всякого фиглярства вроде парфюмерии… Однако же иногда, крайне редко, once in a blue moon, то один, то другой независимый энтузиаст вдруг возьмёт и выдаст неимоверной красоты и силы ольфакторное стихотворение, в котором будет всё, совершенно всё необходимое – и первозданные заросли кельтского леса, и скрывающиеся в его ветвях духи, и танцующие за невысокими холмами, за зарослями ежевики то ли дриады, то ли какие другие нимфы, и струящиеся в акварельный, многооттеночный закат странные, томительные обрывки несуществующих песнопений. (Не надо забывать, что покойный Маккуин тоже был “отсюда родом”.) Одно такое произведение мне попалось уже энное количество лет назад, и было для своего времени во многом шокирующе инновационным – Ormonde Woman. А другое… в общем, о другом я сейчас расскажу.
Ночное зимнее море – как погружение в Уистлеровские Ноктюрны безо всякой надежды вынырнуть. Но это и не нужно – воздушное пространство здесь излишне, в этой густой и объёмной тьме лёгкие не нужны, и лихорадочные глотки кислорода заменяет созерцание, точнее, пребывание в самом пространстве ночи, которое и не воздух, и не вода, и не твердь земная, а что-то совсем иное, неподвластное нашему восприятию и к нему по большому счёту равнодушное. Проведите хотя бы несколько минут на берегу ночного зимнего моря – это, право же, ценнейшее приобретение.
Итак, предрождественский Weekend Pieces! Если вас предыдущий параграф сильно взволновал, не переживайте – дальше всё будет по большей части практично и сакраментально, ибо одно другому (а также и третьему, и четвёртому) в моём представлении не мешает никогда, а вовсе даже наоборот, чудесным образом дополняет картину, поскольку является неотъемлемой частью оной. А то вот очень я не люблю людей, которые всерьёз считают, что можно, к примеру, или изучать древние тексты – или озаботиться поисками винтажного платья Шанель, а делать и то и другое никак низзя, а почему, а вот потому что низзя и всё. Надо сказать, никаких внятных аргументов – да что там миндальничать, вообще никаких аргументов в пользу своего мировосприятия у них нет. Просто эти две важнейшие части бытия в их несчастных головах входят в неразрешимое противоречие, вот и мучаются, бедняги. Ладно, бог с ними – это было лирическое отступление, так что оставим отдельных страдальцев решать тяжёлую дилемму, взяться ли им за том, простихосподи, Шопенгауэра или же почистить зубы, а то и вообще совершить невообразимое святотатство и, например, испечь яблочный тарт. У меня лично к этому Рождеству накопилось много всего приятного, потому желаю поделиться.
…Квартира была на Rue de l’Université, со входом через внутренний дворик. Окна по счастливой случайности выходили на улицу, и вечером над одним из них горел фонарь. Квартира принадлежала французской аристократке – самой что ни есть настоящей. Поскольку в те незапамятные времена никаких аристократов – ни французских, ни каких бы то ни было ещё – я никогда не видела в глаза, перспектива поздороваться с ней и поговорить хоть несколько минут повергла меня в ужас, и я еле-еле пожала концы её холодных пальцев и пробормотала что-то неразборчивое, чем она явно осталась недовольна.
Квартира была свободна до осени – осенью в неё вселялся, кажется, племянник владелицы, собиравшийся учиться в Сорбонне. Но всю весну и всё лето она была совершенно свободна, и в ней было всё необходимое – и постельное бельё с фамильными гербами, красовавшимися посреди каждой наволочки, и сурово-ироничные, вполне осознающие своё место в общем контексте убийственно нестильной вселенной колченогие стулья восемнадцатого века, и перемигивающийся с ними письменный столик того же благословенного периода, за которым я писала, и фамильный же фарфор с тонкими, неведомыми райскими птицами, и почти не почерневшие от времени серебряные ложечки со всё теми же гербами, и старый паркет, и скрипучие дверцы шкафов… И вся эта квартира – как и все последующие парижские квартиры, в которых мне довелось побывать – была Benjoin Bohème.
У меня странные отношения с домом Diptyque – я его страстно и преданно обожаю, при этом подавляющее большинство его парфюмов не ношу и не собираюсь. Люблю я их в основном за прекрасные средства для тела и свечи, а также за то, что время от времени им почему-то блестяще удаётся при помощи той или иной композиции воссоздать атмосферу, которая, как мне кажется, непарижанам будет совершенно непонятна и потому малоинтересна. К примеру, 34 boulevard saint germain, с которым я никогда не расстанусь – действительно стопроцентно парижский аромат, воздух маленького сен-жерменского бутичка, причём не обязательно диптиковского. А теперь вот попался мне на мою голову Benjoin Bohème – и чувствую, что пропитаюсь им насквозь.
Не обольщайтесь – в Benjoin Bohème нет абсолютно ничего неожиданного, да и ничего особенно интересного, по большому счёту, нет тоже. И тем не менее это идеальное воплощение атмосферы – только на этот раз атмосферы жилой, пропитавшейся многими и многими поколениями, деревом старинной мебели и стен, амброво-сандалово-специевыми испарениями неспешно проходящего времени, пронизанного лукавыми лучами нежного парижского солнца. Особенно удачна здесь ангелика (я, кстати, только что с изумлением узнала слово “дягиль”) – именно эта сладковатая травность не даёт композиции скатиться к замкнутости, тяжести и клаустрофобии, приоткрывает тяжёлые дверцы шкафов и впускает открытое пространство, правда, открытое в меру. В общем, Benjoin Bohème – идеальная вещь для коллекционирования глубоко эстетических моментов. Гений места. Подавляющему большинству будет абсолютно неинтересен.
Fashionista как она есть 