Thomas Gainsborough ‘Mrs Mary Robinson (Perdita)’, The Wallace Collection

 

Анализировать английскую парфюмерную традицию – по большому счёту неблагодарное занятие. В голову (и в нос) упорно лезет жалостный сухостой вроде разнообразных Пенхалигонов и Флорисов, визуальный ряд немедленно забивается моррисовскими завитушками и суровыми физиономиями прерафаэлитовских дивчин, а в результате не остаётся практически ничего, что, простите за прямоту и безыскусность, для начала хотя бы хорошо пахло. Нет, конечно, на сегодняшний день уже есть много стопроцентно британских брендов (кто может забыть Рожу Дава!) – только вот подавляющее большинство их произведений, увы, говорят о чём угодно, кроме непосредственно Англии, её атмосферы, её эстетики и поэтики, её, если угодно, глубинных пластов коллективного бессознательного. К примеру, в каких-нибудь Флоренции или Риме такого богатства – на каждом углу, хоть ложкой ешь, а уж о Франции в данном контексте даже и заикаться неприлично. Оно, конечно, понятно, что глубокий прирождённый аскетизм английской культуры сам по себе не подразумевает никакого особенного самовыражения, а уж беседы о таких сложных материях, да ещё посредством всякого фиглярства вроде парфюмерии… Однако же иногда, крайне редко, once in a blue moon, то один, то другой независимый энтузиаст вдруг возьмёт и выдаст неимоверной красоты и силы ольфакторное стихотворение, в котором будет всё, совершенно всё необходимое – и первозданные заросли кельтского леса, и скрывающиеся в его ветвях духи, и танцующие за невысокими холмами, за зарослями ежевики то ли дриады, то ли какие другие нимфы, и струящиеся в акварельный, многооттеночный закат странные, томительные обрывки несуществующих песнопений. (Не надо забывать, что покойный Маккуин тоже был “отсюда родом”.) Одно такое произведение мне попалось уже энное количество лет назад, и было для своего времени во многом шокирующе инновационным – Ormonde Woman. А другое… в общем, о другом я сейчас расскажу.

Мне всегда был симпатичен Miller Harris, и за годы неуёмного парфманьячества у меня накопилось некоторое количество их флаконов. Почему – кто его знает, потому как ничего особенно, не побоюсь этого слова, интересного в парфюмерии этого дома нет и не было. Тем не менее чем-то меня привлекали и привлекают изящные, подчёркнуто вежливые и в то же время суховатые и отстранённые зарисовки Лин Харрис. Похоже, я в них видела как раз то, что давно и практически безуспешно искала – английскую парфюмерию, не скованную туповатой пенхалигонообразной традицией, имеющую смелость искать и находить новые способы выражения. Потом Лин ушла из Miller Harris, а вслед за ней ушёл и мой интерес к дому. И вот где-то с год назад, выйдя за хлебом увидела я у себя на соседней улице надпись Perfumer H. О, думаю, новый бутичок, надо заглянуть. Представьте себе моё изумление, когда бутичок оказался чем-то вроде новой парфлаборатории Лин Харрис, в которой она изготовляет сезонные коллекции из в среднем четырёх-пяти… эмм, композиций, потому как называть их парфюмами не всегда получается. Многие из них, увы, не поднимаются выше набросков. Лин верна себе – её тонкие акварельные мазки по-прежнему очень узнаваемы – но почему-то до нынешней зимы у меня не возникало желания приобрести что-то из этих сезонных подборок. В прошлом году я ограничилась свечкой Ivy, берущей за основу вездесущую диптиковскую Baies и отправляющейся с ней прямиком в заросли неведомых кустарников, плюща и диких ягод. А вот парфюмерные коллекции меня, хоть убей, не интересовали. Мне хотелось чего-то большего. В подавляющем большинстве этих новых композиций мне чудились разнообразные перепевы Miller Harris, в рамках которого всё это уже было сделано давно, и сделано лучше.

Но вот зашла я в декабре поковырять новую зимнюю коллекцию. Казалось, там по-прежнему нет ничего интересного. Что же там было, дайте вспомнить. Было что-то ладанно-дымно-древесное, очень (псевдо)нишевое и очень безликое. Была какая-то дурковатая сахарная конфетка, вообще для данного парфюмера не характерная. Был очень недурной одеколонистый флёрдоранж, с присыпкой специй, корой и листьями дерева.

И был, уважаемые, Snowdrop. И я пропала.

 

В Snowdrop есть всё. Горьковатый туман потустороннего, клубящийся на границе миров, представлен странным соединением тусклого жасмина, флёрдоранжа и ирисового корня с его неуместной и в то же время трогательной пудровостью. И всё это, разумеется, зелёное – холодно- и горько-зелёное, гейнсборовско-небесное, тонкое и хрупкое, как пробивающийся из-под случайного снега цветок, и в то же время в самой этой хрупкости скрывается практически необоримая сила январского цикла цветения, характерного для Лондона, протягивающего белые букеты в ледяную сырость мутного ветреного дня. Проще говоря, если вы ожидали чего-то полуодеколонистого, тонкого, звонкого и еле слышного с кожи – вам не сюда. Пожалуй, последний месяц зимы – наилучшее время для этого обзора, потому что в Snowdrop есть и столь характерная для всей английской природы – и в особенности проявляющаяся в зимние месяцы – борьба между зимой и весной, тленом и возрождением. Если Ormonde Woman мне когда-то показался похожим на зыбко мерцающие цветы Лотлориена, то Snowdrop  во многом и человечнее, и эмоционально сильнее – это тонкий белый симбелин, покрывающий надгробные холмы, завершающий один цикл и начинающий другой, убивающий и одновременно возрождающий надежду.

Мне хотелось бы назвать Snowdrop мастом, но не могу. За пределами Лондона он недоступен (онлайн-торговли у Perfumer H нет), и, разумеется, особую душераздирательность всей этой истории придаёт тот простой факт, что все эти коллекции – сезонные, и повторно не возобновляются. Once it’s gone, it’s gone. Хотя… Бодрая девушка в лабораторном халате, заменяющая в Perfumer H кошмар, обычно именуемый продавцом-консультантом, сообщила мне, что эта композиция была очень личной для Лин – она очень долго работала над ней, to get it just right. Так что, может быть, есть робкая надежда, что Snowdrop вернётся – хотя бы в виде какой-нибудь очередной лимитки. А пока что он воплощает в себе, пожалуй, основную черту парфюмерии как вида искусства – transience. Вот как это перевести? Преходимость? Преходящесть? Скорее уж истощимость запаса – испарение последних капель невыразимо трогательной красоты с запястий, агрессивных спреев и деликатных стеклянных пробок.