There are few people whom I really love, and still fewer of whom I think well. The more I see of the world, the more am I dissatisfied with it; and every day confirms my belief of the inconsistency of all human characters, and of the little dependence that can be placed on the appearance of merit or sense.

Вышеуказанную цитату я повторяю вслед за Элизабет практически всю свою сознательную жизнь. Впрочем, в последнее время мне кажется, что мудрость эту можно разложить на две далеко не равнозначные части, одна из которых неизбежно будет противоречить другой. Начнём с середины: inconsistency (точнее, то, что Элизабет под этим подразумевает) – пожалуй, чуть ли не самое интересное, что можно откопать в людях. Но боже ж мой, чем больше я живу на свете, тем больше убеждаюсь, насколько little dependence в самом деле можно place on the appearance of merit and sense! Это и вправду один из самых могущественных пиздецов человеческого сосуществования – впрочем, во времена Остин он имел несколько иные смысловые оттенки, но прелесть её лучшего произведения как раз и заключается в его абсолютной универсальности и всесторонней применимости что тогда, что сейчас. Но вот тут как раз и включается искомое противоречие: из всего вышеперечисленного нисколько не следует, что dissatisfaction with the world есть единственно правильный вывод и способ действий. А ведь не надо забывать, что это очень тонкий штришок к портрету героини. У Элизабет ещё не так уж много этого самого опыта, из которого она делает такие, казалось бы, проницательные выводы, и хитроумная Остин именно в этом месте начинает усиленно подмигивать читателю – ну что, действительно ли мисс Беннет мудра не по годам, или же в этом её высказывании скрыт подвох? Не сомневайтесь – скрыт. Конечно, все мы прекрасно помним дальнейшие события и знаем, где тут на самом деле порылась собака, не всё то золото, что блестит, ну и так далее. Но вот насчёт подвохов – оо! Они там ещё как скрыты. Причём практически в каждой фразе.

После очередного расставания меня всегда тянет перечитывать и пересматривать Джейн Остин. Добрая традиция. Да, разумеется, я люблю в очередной раз понаблюдать над злоключениями сестёр Дэшвуд, похихикать над глупой Марианной и в сотый раз выбрать лучшего Эдварда Феррарса – надо признать, Хью Грант часто проигрывает Дэну Стивенсу, потому что я обожаю обе экранизации и не могу выбрать лучшую. Но вся эта компания меркнет по сравнению с историей о мисс Элизабет Беннет и её бестолковом поклоннике мистере Дарси. О, это великая, поистине великая история – одна из любимейших моих книг, в которой каждая фраза, слово и запятая имеют даже не двойной, а тройной подтекст и стреляют в любого зазевавшегося читателя сильнейшим статическим электричеством. Это практически мини-библия человеческих слабостей и заблуждений и о мире, и о самих себе, а также подробная инструкция по комфортному и благоразумному существованию среди точно таких же гомо сапиенсов, несмотря на весь сарказм написаннная очень мягко и сострадательно, с неподдельным уважением и доброжелательностью, которых в конечном итоге оказывается достоин любой человек, даже, мягко скажем, не очень порядочный и не очень умный, просто потому, что ему тоже, так же как и нам с вами, надо как-то продираться сквозь ежедневные дебри этого мира, залечивая к концу дня шишки и царапины. И поэтому он достоин ровно той же каждодневной бережности, которой, по мнению слишком многих, достойны только достойные. Не потому, что он чем-то особенно хорош или внезапно продемонстрирует нам какие-то скрытые, незаметные поначалу достоинства (подсказка: не продемонстрирует) – а потому, что все мы, все без исключения являемся пассажирами одного судна, и лучшие из нас вовсе не те, кто тщательно отбирает себе наиболее пригодных для общения и как сквозь наипрозрачнейшее стекло смотрит сквозь всех остальных, а те, кто способен проявить элементарные courtesy и common decency (слова, русских аналогов которых я не знаю) по отношению к любому, с кем случайно столкнулся на палубе.

 

Жили-были… В общем-то да, жили-были себе дед и баба, и не где-нибудь, а в графстве Хертфордшир, ярко-зелёные холмы и живописные перелески которого я проезжаю в среднем пару раз в месяц по дороге из аэропорта Лутон (или по дороге в оный же аэропорт). И было у них, как всем известно, пять дочерей – четыре умных и одна… мда, а вот здесь всё не так просто. Впрочем, это всё было не столь уж важно, потому что задача у дочерей была только одна – удачно выйти замуж, а ‘удачно’ в данном случае означало найти по существу любого жениха, согласного жениться несмотря на практически полное отсутствие приданого у сестёр Беннет. Для аж трёх из них, как мы помним, всё закончилось более чем удачно – да, даже для Лидии, потому что рассчитывать на что-то большее у неё вряд ли были основания.

Впрочем, пересказывать перипетии всем прекрасно известного сюжета и связанного с ним исторического бэкграунда я здесь не собираюсь. Я, собственно, так широко и размашисто расписалась на эту вроде бы глупую и банальную тему вот с какой целью: очень мне интересно порассуждать на тему внутриобщественных отношений, общесоциального устройства и разнообразных восприятий действительности, которые, вот клянусь вам чем хотите, со времён Остин в Англии изменились очень мало. Это я уже исхожу из собственного, надо сказать, не такого уж маленького опыта, и картина получается более чем увлекательная. Да, Остин разглядывает взаимоотношения разных слоёв общества с неподдельным оживлением энтузиаста-энтомолога, а многие ситуации и вовсе даны практически под микроскопом, но вот вопрос: как вся эта «разнослойная» история соотносится с современной Англией? Казалось бы, уж столько воды утекло, и не должно бы всё это иметь к нашим с вами современникам никакого непосредственного отношения… Хихи. Пристегните, что называется, ремни – мы трогаемся.

 

Все, надеюсь, прекрасно помнят, что ‘Гордость и предубеждение’ – история в первую (а также во вторую и в третью) очередь классовая. Рекомендую за подробностями обращаться не к многочисленным экранизациям, а к самой книге – любая постановка неизбежно опускает много важных деталей, в которых часто и находится вся соль. Кто, например, помнит истинную историю и подоплёку дружбы мистера Бингли с мистером Дарси? Бингли в этой ситуации – вовсе не такой уж благожелательный дурачок, радостно принимающий любые возможности дружеского общения, от country dances до лучших гостиных Лондона. Не стоит забывать, что семья Бингли, несмотря на весь внешний лоск и изысканность (что в особенности демонстрируют в пух и прах разодетые сёстры) – семья не аристократическая. Это довольно неприятный казус, о котором и само семейство, и их многочисленные знакомые помнят более чем хорошо. Именно поэтому Бингли играет при надутом индюке Дарси странную роль ‘младшего друга’ – нельзя сказать, что он в прямом смысле слова смотрит ему в рот, но сам факт подобной дружбы с аристократом-миллионером является для него очень большой удачей, и он об этом прекрасно знает. Знают об этом и его сёстры, внешняя ‘некрасивость’ поведения которых по отношению к сёстрам Беннет, а также непрекращающиеся издевательские замечания по поводу их друзей и родственников – не более чем защитная реакция, стремление любой ценой отгородиться от бэкграунда, который любой поверхностный наблюдатель может невзначай принять за их собственный. Остин подчёркивает, что огромное состояние их отца было acquired by trade – а ведь речь здесь идёт об эпохе ещё во многом доиндустриальной, точнее, о периоде, когда начавшаяся индустриализация если и стала неким подобием социальной лестницы, то с большой и жирной пометкой ‘осторожно, не влезать’. Торговля – и в самом деле, какое позорное занятие! Поэтому, кстати, Бингли и снимает в самом начале истории поместье неподалёку от Лонгборна, начав таким образом всю последующую заваруху – на него возложена задача основать family estate, приобрести отсутствующее у его семьи поместье и выгодно жениться, таким образом окончательно закрепив своё положение в высших слоях общества.

Всё это, дамы, господа и граждане, имеет более чем непосредственное отношение и к Англии современной. Правда, воды с тех пор утекло всё же много, и некоторые детали в этой схемке изменились, но общий принцип остался неизменным. Самый банальный пример – это, конечно, практически в полной неприкосновенности сохранившееся деление на классы, к примеру, working есть working, а middle есть middle, и вместе им не сойтись. Меня не так давно поразило признание одного, надо сказать, совсем неглупого, не страдающего недостатками образования и воспитания человека, что ему, оказывается, в глубокой юности было стыдно покупать газетку The Guardian. Вы не торопитесь, уважаемые – поищите под диваном свою упавшую нижнюю челюсть, а пока будете отряхивать с неё пыль, подумайте о том, до какой степени укоренено в этом обществе понятие класса и принадлежности к оному, какими железными обручами стянут человек, свято уверенный, что существуют вещи ему положенные и, соответственно, не положенные, на которые замахиваться нечего. Какое, в самом деле, право имел он, парнишка из рабочего пригорода – пусть даже парнишка талантливый, получающий собственными силами прекрасное образование – замахиваться на Гардиан, оплот томно-вальяжных либералов из хороших семей, вкушающих его по утрам вместе с идеально профильтрованным кофе и органической яичницей? Представляю, что бы произошло, если бы ему, не дай создатель, пришлось купить, о кошмар и ужас, The Times. Подозреваю, многие в такой ситуации надолго остались бы заиками.

Деление на классы, как можно догадаться, распространяется далеко за пределы оных классов и формирует вполне определённый набор линз, сквозь который эти люди и смотрят на весь остальной мир, по существу часто пытаясь впихнуть его в совершенно не подходящие для него рамки, мерить его не годящимся для этой цели метром. Существуют ‘правильные’ и ‘неправильные’ виды деятельности, места жительства, страны и регионы происхождения и ещё масса всяческих крючочков, за которые несчастные иностранцы цепляются практически на каждом шагу. Бедные, бедные американцы, уныло слоняющиеся по гостиным частных клубов Лондона и никак не могущие взять в толк, почему, собственно, вполне прибыльный упаковочный бизнес, начатый своими трудами и силами, небольшая, но вполне дееспособная яхта и летняя резиденция с видом на какой-нибудь Nantucket Bay вызывают у их новых знакомых не интерес и уважение, а вежливые кивки и желание поскорее переменить тему, а лучше вообще продолжить разговор с каким-нибудь другим собеседником. Не поймите меня неправильно – новые знакомые ни в коей мере не графья и не герцоги (в большинстве случаев), а добрая половина их так и вовсе ни подобных денег, ни подобного образа жизни не видела в глаза. В чём же причина? Может быть, собеседник – эксцентричный отшельник-интеллектуал, попросту презирающий общество потребления и так и ждущий подобного ответа на вопрос ‘what do you do’, чтобы получить возможность презрительно щуриться и стекленеть лицом в своё удовольствие? Ан нет, ни в коем случае. Я понимаю, поверить в то, что я сейчас скажу, будет практически невозможно, но это так – личные достижения не играют никакой роли. Они неактуальны и никому не интересны, а по большому счёту даже несколько неприличны. Нет-нет, прошу вас, не торопитесь. Вдумайтесь в это. Так сказать, просмакуйте, неторопливо и основательно. Казус здесь заключается в том, что любые достижения априорно относятся к среднему классу – само понятие личной самореализации не присуще ни классу upper, ни lower – и имеют непосредственную связь с той самой многострадальной ‘торговлей’ и прочими неприятными вещами. Почему, собственно, это вещи неприятные и как вообще данная ахинея соотносится с современным миром, спрашивать не надо – никакого ответа вам никто не даст. Всяк сверчок знай свой шесток. Какие там ещё достижения? Аристократу достигать ничего не надо, он уже, но и все остальные классы, как бы ни было парадоксально, очень гордятся своей простотой и посконностью и искренне презирают всяких там, этих, возомнивших о себе. Учатся они, поди ж ты.

Я в этом контексте хочу упомянуть ещё одну больную внутрианглийскую проблему, которая в последние пару лет обсуждается на довольно повышенных тонах – вопрос о grammar schools. Поясняю. Grammar schools – это бесплатные школы для талантливых детей, выучившие уже не одно поколение и являющиеся мощным социальным лифтом для отпрысков не самых благополучных семей, которые, на своё несчастье, проявили какие-то способности выше среднего. Экзамен (тест) для поступления в такую школу сдаётся довольно рано – в одиннадцать, кажется, лет – и многие родители изощряются не дай боже, чтобы пропихнуть чадо в такую школу. Но в последние лет эдак тридцать, на фоне ужасающего падения качества образования и общей образованности – а заодно и благодаря долгому периоду правления лейбористов, эти школы люто ненавидящих – grammar schools захирели, число их сократилось, а значит, пропорционально упало и число детей, имеющих возможность в оных школах обучаться. И вот Тереза Мэй (абсолютно на свою голову, бедняга) предложила возродить старую добрую английскую традицию и вернуть grammar schools на должную высоту – увеличить их количество, снабдить подобающим учительским составом и т.д. И тут, как оно водится в лучших образцах плохих сенсационных романов, всё заверте. Какой поднялся хай! Как это можно! Какие-то выпендрёжники будут чему-то там учиться, в то время как public schools находятся в ужасном состоянии! Ни в коем случае нельзя обижать всех остальных – они же очень обидятся, что кто-то, видишь ли, учится. И кому это нужно вообще?? Вот я – строитель, и живу прекрасно! А у меня дочка не захотела никаких там образованиев получать, курсы медсестёр и всё, и очень даже decent person! Никому это не надо – и без образования можно быть хорошим человеком!

Да. Что тут, собственно говоря, скажешь. Я думаю, вы уже поняли, что образование в Англии относится к категории никому не нужного баловства, присущего разве что только слоям наивысшим. Возвращаясь к мисс Беннет, с которой мы начали разговор – вспомните, как мисс Бингли сокрушается, что девица, дескать, совершенно невыносимая и демонстрирует insufferable self-sufficiency. С self-sufficiency тут пунктик далеко не только – и не столько – гендерный, сколько классовый. Опять же, что положено Юпитеру, к тому всем остальным стремиться не должно. Никакой decent person не будет стремиться к образованности – и как результат, к самостоятельному взгляду на мир – если ему это по рангу и классу никак не положено.

Ещё один штришок к тому же портрету – и ещё одна монетка в копилку очевидного и совершенно невероятного – вопрос образования и образованности не каких-то там народных самородков, а аристократов и прочих апперклассовцев. Оо! Поистине, О. Признаюсь честно – тут я вступаю на довольно скользкую территорию (по ряду причин), но чёрт с ним, всё же выскажусь. Я, конечно, никак не могу сказать, что наблюдала огромные количества аристократов в их естественной среде обитания… но. На основании собственного опыта тем не менее могу сказать следующее: в общей массе своей это люди поразительно необразованные и неразвитые. Ну вот если очень грубо – они ничего не читали. Вообще. Ничего не смотрели. Они понятия не имеют, что происходит в искусстве, науке, кинематографе, литературе. Обо всём остальном мире представление имеют более чем смутное, а часто и просто курьёзное. А зачем это нужно? Не барское это дело.

С вами всё в порядке? Умоляю, не лежите на полу – он холодный, а часто и не очень чистый. Можете принять чего-нибудь успокоительного, а я пока поясню. Хотя, собственно, что тут пояснять – это, как мне кажется, вещь более чем очевидная. Образование – это социальный лифт. Человек, которому оный лифт нах не сдался, может развиваться и всяко окультуриваться исключительно по собственной инициативе и для собственного удовольствия, а много ли вы знаете таких энтузиастов? Они, разумеется, всегда в меньшинстве, а потому общая картина… ну вот такая, какая есть. Никаких особенных требований именно к образованности ни семьи, ни ближайшее окружение этих людей, ни сам социум не выдвигают. Образовываться, конечно, можно, это вам не суровое низзя, крепко вбитое в головы всех остальных. Можно, но не обязательно. Это, кстати, относится не только к английским, но и к континентальным upper классам. Тут всегда срабатывает простое правило для проверки – есть ли у данного конкретного человека настоятельная необходимость чего-либо достигать при помощи образования? Если нет – в большинстве случаев всё, пиши пропало.

Милая непосредственность, с которой англичане обходят в разговоре абсолютно всё, связанное с любой деятельностью и любыми личными достижениями, при первичных контактах просто поражает. Неприлично рассуждать не только о работе или учёбе – на вас посмотрят с некоторым удивлением, если вы упомянете о прочитанной книге или увиденном фильме, даже если тематика их непосредственно касается разговора. Прочитать книгу – это тоже достижение, а значит, табу. Разговаривать можно о самых банальных повседневных делах, но не более. Можно высказывать своё мнение о чём-то (например, о политике), но опять же, упоминать что-то прочитанное или увиденное в связи с этим – ни-ни! Мнение родилось само собою – вот так просто, из воздуха. Как ни странно, можно рассказывать о поездках – где вы побывали и что видели, или куда собираетесь – это почему-то к разряду достижений не относится. В особенно забавных случаях человек, сам у вас спросивший, где вы работаете или где учились, вполне может посчитать ваш ответ довольно-таки оскорбительным. Кем это он себя возомнил, в самом деле?

Наблюдать это всё непосредственно, в естественной, скажем так, среде обитания – о, это редкий подарок! На самом деле многое из вышеперечисленного есть не что иное, как странные фокусы менталитета, сформировавшегося ещё в раннее средневековье и пытающегося приспособиться к современному миру. У подобного мировоззрения как был, так и остаётся всё тот же мрачный секрет, связанный с происхождением, делением на классы и касты и бесконечными правилами, обязательными к исполнению для каждого слоя. Во все подробности я, конечно, здесь вдаваться не буду – это без всяких шуток тема для серьёзного социокультурного исследования. Конечно, крайне неприятно наблюдать, как на человека из определённого социального слоя (а часто и определённой этнической принадлежности!) навешивают просто удивительные, ни с чем не сообразные ярлыки. Очень часто открытие, что человек с тем или иным ‘неправильным’ бэкграундом (из не того слоя, не той страны и т.д.) оказывается точно так же умён и хорош, как и все остальные собеседники, по силе воздействия сравнимо разве что с стартрековским first contact. И то сказать – как может, к примеру, чёрная девушка быть магистром литературы и поэтессой, а парень из глубоко восточного Лондона – успешным врачом? Многие, надо признаться, в это не верят. Я их понимаю – мало ли кто чего понарасскажет, вникай потом во всякие глупости.

Указания, намёки и прямые наводки на все подобные разграничения разбросаны по Pride and Prejudice щедрой и очень умелой рукой. You give your opinion very decidedly – с неудовольствием замечает бесподобная леди Кэтрин де Бург, и хоть она и ссылается далее на юный возраст Элизабет, суть этого замечания заключается совсем не в этом (если помните, на то же самое Элизабет пеняет мисс Бингли). В ту же копилку отношение к семье Лукасов – сэр Уильям Лукас (который по происхождению, если помните, вовсе никакой не сэр, и knighthood получил при удачном стечении обстоятельств) постоянно подвергается насмешкам не только со стороны, например, семьи Бингли, но и, как бы ни было парадоксально, своих соседей Беннетов. Остин с усмешкой отмечает, что титул явно слишком крепко ударил сэру Уильяму в голову, но истинную суть претензий к нему что сестёр Бингли, что семьи Беннетов сможет понять только человек, хоть какое-то время поживший в этом обществе. Глава семейства Лукасов позабыл свой шесток, или же и вовсе делает вид, что всякие там шестки не для него – а это страшный грех, и тут уж не имеет большого значения, умён он или глуп, осуждение суровой общественности всё равно неминуемо воспоследует.

Говоря об отторжении отдельных личностей обществом, нельзя не обратиться наконец к многострадальному мистеру Дарси. В мире Pride and Prejudice он занимает довольно странное, двусмысленное положение. Разумеется, высокий его статус, как социальный, так и материальный, сам по себе является пропуском куда угодно… но вспомните, с какой настойчивостью Остин повторяет, что Дарси – персона в Хертфордшире крайне непопулярная, что все новые знакомые по существу терпеть его не могут. Мне не хотелось бы пускаться в слишком глубинные дебри литературного анализа, но всё же хочу отметить, что причина обособленности Дарси ещё и в том, что он являет собой новый на тот момент типаж – сумрачный, загадочный романтический герой, не понятый обществом. Всё-таки это вам не XIX век, когда уже вовсю царили всякие там мистеры Рочестеры и Хитклиффы – несмотря на дату публикации, шедевр Остин был написан в восемнадцатом веке и для того периода являлся более чем инновационным.

Я лично считаю, что Pride and Prejudice – во многом комедия положений, отличающаяся от классических образцов тем, что не только сами герои, но и читатель часто понятия не имеет, какие глубоководные рыбы плавают под той или иной лодочкой, в которую внезапно оказались вброшены персонажи. Все помнят великолепное we neither of us perform to strangers, и все прекрасно понимают, что у Дарси попросту недостаточно тех самых пресловутых social skills, социальных навыков, благодаря чему он долгое время остаётся совершенно не понятым, если угодно, неправильно прочитанным окружающими. Но тут, скажу я вам, кроется момент настолько интересный, что я, всякий раз перечитывая соответствующие пассажи, прямо тихо попискиваю от восторга. Да, Дарси вот такой из себя весь непонятый страдалец… но насколько хорошо герои романа понимают друг друга? Насколько хорошо они способны прочитать всех остальных? Нет никаких причин полагать, что Остин плохо знала своих соотечественников или одобряла все эти танцы с бубнами вокруг мнимой простоты и той самой, уже упоминавшейся appearance of merit and sense – она с блистательной беспощадностью профессионального хирурга разоблачает несостоятельность всех подобных ужимок и прыжков. Тщательное избегание многочисленных социальных и культурологических мин, на которых того и гляди можно подорваться, приводит к затемнению и искажению смыслов настолько полному, что многие герои Остин вообще перестают понимать, что вокруг них происходит, а оставшихся – и да, часто даже гордящуюся своей проницательностью Элизабет! – довольно легко ввести в заблуждение.

‘Nothing is more deceitful’, said Darcy, ‘than the appearance of humility. It is often only carelessness of opinion, and sometimes an indirect boast.’

Ха! Мне, по правде сказать, очень интересно, почему именно мистеру Дарси была подарена эта ставящая многое на свои места фраза. Наиболее попсовое объяснение гласит, что, дескать, Дарси подобным образом оправдывается, но мне это не кажется убедительным. Не зря же суть всего действа – разоблачение поверхностности, отрицание классовых ритуалов, не только скрывающих от героев истинные мотивы окружающих, но и часто не позволяющих им самим принять правильное решение. У Остин явно нет никаких иллюзий по поводу упорных демонстраций ‘скромности’, незатейливости, а в особо тяжёлых случаях даже необразованности. Carelessness of opinion – поскольку выдать эту оплеуху доверено именно мистеру Дарси, я подозреваю, что направлена она именно против того самого prejudice, являющегося немедленным ответом на любое поведение, отличающееся от общепринятого. Хотя, конечно, наиболее жестоким ударом в данном случае является утверждение, что всё это – вовсе не попытки избежать самовозвышения и хвастовства, а просто иная, несколько более заковыристая форма с ровно той же самой сердцевиной. В конце концов, демонстрировать надо то, что является достоинством, и кто виноват, что на данном пространственно-временном отрезке главным достоинством является скромность? Значит, её и будем демонстрировать – вне всякой зависимости от реального положения вещей.

 

‘Гордость и предубеждение’ я люблю практически всю свою сознательную жизнь. Но вряд ли я когда предполагала, что у меня будет невероятная, непредставимая возможность наблюдать описываемые Остин ситуации, положения и социальные нормы вживую, в их естественной среде – а заодно и взглянуть на любимый роман совершенно по-новому, увидеть в нём то, что без подобного опыта увидеть было бы совершенно невозможно. Конечно, полностью отгородиться от натиска современности нельзя, и все вышеописанные правила непрерывно размываются и мутируют. Далеко не все и не всегда будут вести себя именно таким образом, в соответствии со всеми общепринятыми представлениями, но суть происходящего всё же остаётся неизменной. Более того – те, кто с удивительной тщательностью используют все эти древние стереотипы даже в поверхностных повседневных контактах, делают это совершенно неосознанно. Это схема, зашитая на уровне генетики, он же национальный менталитет.

Тем не менее у любой монеты есть две стороны. Плюсы данного взгляда на мир заключаются не только в уверенности, что ценить и уважать любого человека следует не за какие-то особые заслуги, а просто по факту его рождения таковым, но и в возможности избежать крайностей в виде пустой и примитивной как палка самодемонстрации. Догадаться об истинном статусе и достоинствах человека поручается вам лично, и опереться на какие бы то ни было подпорки в виде прямолинейного перечисления регалий часто не удастся – придётся руководствоваться своей собственной искушённостью, багажом знаний о мире и людях, а заодно и усвоить, что любые внешние ‘списки’ видов образованности и деятельности очень часто являются именно что внешними и очень мало что говорят об их обладателе.

Мне во всём этом очень импонирует прежде всего аспект безусловного уважения. Уважения к любому человеку вне всякой зависимости от чего бы то ни было – а также понимания, что не тебе и не мне, грешным, судить о его важности и неважности, значимости и незначимости. В конце концов, что смешнее – не упоминать о прочитанной книге или всерьёз полагать себя вправе сортировать окружающих и выносить им вердикты? Смысл и индивидуальная ценность каждого порой скрываются в самых неожиданных местах – даже там, где ещё несколько минут назад вы были уверены в наличии одной лишь appearance. Да, можно возразить, что в действительности эти люди тоже заняты сортировкой, просто в несколько другом виде – но Англия недаром является, дико извиняюсь, страной контрастов и противоречий, в которой мирно сосуществуют кукольная улыбка Кейт Миддлтон и косматая причёска презирающей нижнее бельё Вивьен Вествуд. Несмотря на всю классовость, пунктик об уважении, которое вовсе не надо заслужить или заработать, очень важен для англичан – здесь речь идёт в первую очередь о банальном человеческом достоинстве, в котором ваш собеседник никогда не откажет ни вам, ни кому бы то ни было. Жизнь идёт своим чередом, и все мы в ней колёсики, и иногда полезно вспомнить ещё одного очень английского писателя Толкиена, утверждавшего, что the deeds of small folk есть лучшее, что можно дать миру.